Праздник нашей духовности : материалы научно-практической конференции / Мурм. гос. обл. универс. науч. б-ка. – Мурманск, 2011. – 95 с.

31 Мурманска играют в футбол, танцуют в хороводе, занимаются гимнастикой. Он видит сильные подвижные тела, крепкие мускулы и задаѐтся вопросом: «Откуда они берут пищу? Где же эти стучащие костями скелеты, которыми мировая пресса заселяет не только голодные области, но и всю Россию? Где подавленный терроризируемый народ?». Нексѐ сравнивает свои впечатления от России с Германий, которая тоже пережила революцию и войну, но там «лица людей серы, сами они худы, безнадѐжно поникли их головы, ибо …с каждым днѐм становится всѐ хуже и хуже». Писатель ожидал найти Россию в упадке, а «тут играют, поют и смеются: я никого не вижу, кто бы сгибался под невидимым ярмом». Он предполагает, что жизненные силы живущим на Севере людям придаѐт ощущение свободы и вера в светлое будущее, для которого они и работают. Нексѐ сравнивает практицизм европейцев с духовностью русских. В его понимании, вера русских подобна универсальному закону жизни, который вызывает рост, движение всех основ бытия. Материальный же прогресс, по Нексѐ, не способен к рождению нового, а « значит, самое большее, что мы можем сделать, это – на аэроплане отвезти нашу цивилизацию на кладбище». Первые впечатления, самые сильные, будут в дальнейшем скорректированы непростыми событиями нашей истории, но тема «удивительного Мурманска» возникнет в творчестве Нексѐ ещѐ не раз. Будучи рационалистами, европейцы удивлялись фантазиям русских, которые они стремились воплотить в жизнь. Знаменитый норвежский писатель Нурдаль Григ, посетивший Мурманск в 30-е годы, обратил внимание, что в бревенчатом, ещѐ неважно обустроенном в бытовом смысле городе, строятся два «громадных здания – электростанция и театр (точнее, Дворец культуры)». В очерке «Театр и жизнь» Григ отмечает, что «вся страна охвачена непоколебимой жаждой культуры. Всюду растут новые театры. В городах и деревнях искусство будет говорить с людьми, бессмертное – с жизнью». Русский же человек в овладении культурой в послереволюционные годы видит подлинный смысл бытия. Культура для него как расширение горизонтов жизни, как постижение прежде недоступного и